– Вполне справедливо.
– Я не шучу, Дин. Если ты только полезешь...
– Я?! Как насчет тебя? – Его взгляд скользнул по ней, как прохладная глазурь по горячему торту с пряностями. – Так как насчет тебя? Предлагаю следующее: двойная плата или ничего!
– Теперь уже я ничего не понимаю.
– Коснешься меня первой, я оставляю себе сотню. Если я не удержусь, получаешь две сотни. Никто никого не трогает, все остается, как есть.
Она обдумала предложение, но так и не смогла найти подвоха, если только на свет божий не вылезут ее откуда-то взявшиеся шлюшные инстинкты. А она была уверена, что сумеет удержать в узде маленькую сучонку.
– Заметано.
– Во-первых...
Она не собиралась проводить с ним в одной постели больше времени, чем необходимо, поэтому отняла бутылку и устроилась на другом конце кровати.
– Ты так настроен против родителей. Начинаю думать, что твое детство было не менее уродливым, чем мое.
Он провел большим пальцем ноги по впадине под ее щиколоткой.
– Разница в том, что я пришел в себя и стал человеком, а ты так и осталась тронутой.
Она поспешно отдернула ногу.
– Однако из всех женщин на планете ты выбрал в жены именно меня.
– Что есть, то есть.
Он приподнялся и сунул бумажник в карман.
– Кстати, пока не забыл... Ты решила выйти замуж не на Гавайях, а в Париже.
– И с чего это вдруг?
– Эй, это не мои капризы.
– Бедный Дин! Отшивать всех женщин, которые липнут к ему в ночных барах, работа не из легких, верно?
Его нога снова скользнула по ее голени.
– Исключительно из любопытства: почему ты их отшиваешь?
– Мне неинтересно.
Значит, все они замужем или чересчур стары.
– И каково это – расти в таких условиях?
На этот раз она точно сбила его настрой, и он нахмурился.
– Да просто лучше некуда! У меня была целая армия нянек, которые присматривали за мной, пока я не отправился в очень хороший, дорогой пансион. Ты, конечно, разочаруешься, узнав, что меня там не били и не морили голодом. А кроме того, именно там я научился играть в футбол.
– Ты когда-нибудь виделся с ним?
Он выхватил у нее бутылку. При этом ему пришлось отодвинуть ногу.
– Я действительно не хочу говорить об этом.
Пришлось незаметно подтолкнуть его в нужном направлении.
– Если это слишком болезненная тема...
– Почти не видел. И до тринадцати лет даже не знал, что он мой отец. До этого я думал, что виновник – Босс.
– Ты считал отцом Брюса Спрингстина?
– Пьяные фантазии Эйприл. Жаль, что это неправда.
Он осушил бутылку и со стуком поставил ее на пол.
– Не могу представить ее пьяной. Она такая сдержанная. И самообладания у нее хоть отбавляй. Джек с самого начала знал о тебе?
– О да!
– До чего же дерьмово! Если Эйприл была алкоголичкой и наркоманкой, неужели беременность ее ничуть не встревожила?
– Забеременев, она бросила пить и нюхать кокаин. Возможно, надеялась, что он на ней женится. Раскатала губы! – Он поднялся и сунул ноги в туфли. – Хватит тянуть время. Пойдем.
Она нерешительно поднялась.
– Помни, Дин. Никаких приставаний.
– Обижаешь.
– Ничуть. Ты просто решил меня изводить.
– Кстати, насчет «изводить»...
Он положил ладонь на ее поясницу, на самое чувствительное местечко.
Она отступила и глянула на окна второго этажа.
– Свет не горит.
– Безумный Джек в постели еще до полуночи? Должно быть, впервые в жизни!
Ее шлепки поскрипывали на влажной траве.
– Ты совсем на него не похож.
– Спасибо за комплимент, но тесты на отцовство подтверждают иное.
– Я не намекала...
– Мы не можем поговорить о чем-то другом?
Он придержал для нее боковую дверь.
– Например, почему ты так боишься секса?
– Только с тобой. У меня аллергия на твой тональный крем.
Его хрипловатый смех нарушил тишину теплой теннессийской ночи.
К тому времени как Дин вышел из ванной, Блу уже улеглась. И поспешно отвела глаза от внушительного бугра в темно-зеленых трикотажных «боксерах» от «Энд зон», но тут же наткнулась взглядом на его мускулистый торс и стрелку золотистых волос, указывающую на Армагеддон, и залилась краской. Но в этот момент Дин заметил гигантскую стену из подушек, которую она воздвигла посреди кровати.
– Не считаешь это ребячеством?
Она с трудом оторвалась от созерцания сада земных наслаждений.
– Оставайся на своей половине кровати, и утром я извинюсь.
– Не воображай, что я позволю ему увидеть, до чего ты инфантильна, – прошипел он едва слышно, чтобы не разбудить незваного гостя.
– Я проснусь пораньше и уберу подушки, – пообещала она, с вожделением думая о лишней сотне долларов.
– Как вчера утром?
Неужели только вчера утром он сунул руку за пояс ее джинсов. Он выключил облупившуюся пузатую лампу, принесенную Эйприл из коттеджа, и, пока приближался к кровати, она напомнила себе, что он игрок, а она для него – всего лишь предмет игры. Отказав ему, она выкинула зеленый флаг.
– Ты не настолько уж неотразима.
Он отбросил простыню, лег, оперся на локоть и мрачно уставился на нее поверх стены из подушек.
– По-моему, ты просто боишься себя. Боишься, что не сможешь оторваться от меня.
Ему хотелось ссоры. Но их перепалка казалась чем-то вроде любовной прелюдии, и она проглотила все остроумные ответы которые приходили на ум.
Он лег... но тут же вскочил снова.
– Я не обязан мириться с этим!
Взмах рукой – и во все стороны полетели подушки, а ее стена перестала существовать.
– Подожди...
Она попыталась сесть, но он вдавил ее в матрац. Блу приготовилась к атаке, но она забыла, с кем имеет дело. Его губы нежно коснулись ее губ, и во второй раз за этот день он принялся целовать ее.